Капельки России. Барышская Дурасовка

информация - Публикации

БАРЫШСКАЯ   ДУРАСОВКА

Барышская Дурасовка из всех сёл нашего района самая протяжённая: дома главной улицы выстроились в два ряда вдоль шоссе Барыш – Вешкайма на три километра. Идёшь по ней, тихой, малолюдной, вдыхаешь долетающий с летней барышской поймы запах трав и вдруг ощутишь совокупно, враз само понятие российской деревни, вечной, вневременной. На житейском уровне история Барышской Дурасовки весьма поучительна. Прямо-таки собирательный образ, энциклопедия российских деревень последних веков.

Деревушка Петрушино была основана беглыми крестьянами Ярославской губернии  в 1675 году. Название ей дал один из новосёлов. Первоначально Петрушино располагалось на пустыре над рекой Барыш, на правом его берегу. Жили в землянках; лес был под боком, и постепенно стали возводить постройки. Потом сельцо переместилось в пространстве, перешло на левобережье, а на старом месте до недавнего времени ещё можно было встретить следы тех первых землянок.

В это же время в наших местах поселились вместе со своими крестьянами помещики Акчурины, Дурасовы, Мамаевы, Скрипицыны, Толстые…

В 1687 году Петрушино перешло во владение дворянина Евстигнея Стахиевича Дурасова. Отсюда и новое название. А дополнение Барышская позднее дали для отличия от других дурасовских поместий.

Дурасовы – древнейший род. Выходцы из польско-литовских земель верой и правдой служили русским государям и за верную службу получали всё новые владения.

В просторечии и теперь ещё можно слышать «Скрипицын конец» или «Мамаев конец» - это в память о барине коллежском асессоре Николае Скрипицыне и другом владельце села – Мамаеве, за которого вышла одна из барышень Дурасовых.

История села – сплошные легенды. Одно из преданий относится к временам пугачёвской войны. 31 июля 1774 года Емельян Пугачёв захватил Курмыш, 3 августа - Алатырь. Также были захвачены Белый Яр, Никольское, Ерыклинск и другие поселения губернии. Зная о том, что симбирский гарнизон ослаблен, рядовой землепашец родом из-под Карсуна Фирс Иванов собрал отряд из непокорных крестьян и пошёл на штурм губернского города. Комендант Рычков выступил с частью солдат гарнизона  навстречу восставшим. Бой состоялся возле Базарного Уреня (ныне Карсунский район). А.П. Рычков был убит своими же солдатами, перешедшими на сторону бунтарей. Фирс Иванов взял Карсун, здесь его многочисленный повстанческий отряд дислоцировался продолжительное время. Отсюда повстанцы наведывались во многие сёла уезда. Побывали они и в Дурасовке. Искали господ, а те скрывались недалеко от Каргина, в деревушке Мухино.

Бытует легенда о том, что в окрестном лесу барин (то ли Дурасов, скрывавшийся от крестьян Фирса Иванова, то ли кто-то другой) закопал сокровища. Указывались приметы: разветвление трёх дорог у трёх старых берёз. Нашёлся среди дурасовских охотник до барского золота. Во сне приснились ему и дорожная развилка, и три берёзы; другой ночью он спешно отправился к тайному месту, да чуть не сгинул в час страшной бури.

Одно время селом владел отставной капитан Александр Данилович Дурасов. В 1780 году у него было 357 душ крепостных.

Происходили в истории Барышской Дурасовки на удивление странные события. В феврале 1861 года царь Александр Второй, опасаясь народных волнений, подписал Манифест об отмене крепостного права. Крестьянам радоваться бы началу реформ, они же ответили мятежом. Приезжал исправник, т.е. начальник всей уездной полиции, искали зачинщиков. Ограничились угрозами, бунт в Дурасовке стих.

В 1859-м в селе – 86 дворов, 436 жителей мужского пола и 446 – женского.

В 1878 году тут открыли больницу. На нижнем этаже врач принимал больных, на втором жила его семья. Рядом – небольшой стационар. Губернатор Анкудинов, побывав здесь во время инспекционной поездки, отметил хорошее состояние лечебницы, похвалил за это Дурасовых. Больница действовала до 1930 года. Клуб, выстроенный из её материалов, просуществовал недолго – оказался слишком большим, неуютным. Его, как и больницу, разобрали, построили другое культпросветздание, которое живёт по сей день.

Школу на пятнадцать детей открыли в 1899-м. Располагалась она в небольшой избушке.

В 1913 году в сельце Дурасовка, оно же Рождественское, насчитывалось 1735 жителей при 210 дворах. Были тут общественная мельница, небольшое суконное предприятие, стояли добротные жилые постройки. Выделялись купеческие усадьбы Ивана Кузьминова и Григория Маркелова. Три каменных дома вычурной архитектуры сохранились до наших дней. В одном из них жил кузнец Сергей Никонович Евстигнеев. Кузница, правда, не сохранилась. Соседний дом, тоже из кирпича, был построен на девичьи деньги. Местная дивчина служила в прислугах у симбирского богача, сбережения аккуратно присылала родителям, те и выстроили эту со всякими красотами домину.

Барышскую Дурасовку коснулся кулацкий мятеж весны 1919 года, так называемое чапанное восстание (чапан – верхняя крестьянская одежда, сшитая из армейского сукна). Через село повстанцы шли на Старую Зиновьевку (ныне Новый Дол) и Малую Хомутерь. Бывший начальник отдела кадров редукторного завода  горожанин Алексей Дмитриевич Макаров поведал такую историю. В Дурасовку, возвращаясь из Посёлков,  заехал боец продотряда. Молодой, безусый новобранец. А тут как раз митинг проходил. Продотрядовца схватили и без лишних слов прикончили. Сделали это местные жители братья Иван и Григорий Б-вы. Григорий ударил штыком, Иван добил. После разгрома «чапанов» отрядами  чекистов и латышских стрелков братья куда-то исчезли, попрятались. Григория отыскали только в 1937-м, 29 августа расстреляли. В ноябре 1989-го реабилитировали. Теперь его имя в «Книге памяти жертв политических репрессий». Алексей Дмитриевич, дурасовкий уроженец, ротный командир Великой Отечественной войны, отставной майор, возмущался до глубины души тем, что заурядного убийцу отнесли к жертвам тоталитарного режима.

А жертвы политрепрессий в Барышской Дурасовке действительно были. К разным срокам лишения свободы приговаривались Степан Шахов, отцы больших семейств, братья Павел и Фёдор  Золины, простые крестьяне, работавший на Измайловской фабрике Алексей Меркулов, председатель колхоза выходец из Польши Павел Андруцевич. Групповое дело завели на Александра Орловского, его сыновей Александра, Ивана, Кузьму и Павла, каждого осудили на 10 лет.

Коснулись села большие и малые войны. Александр Андреевич Кузьминов был тяжело ранен в бою с японцами на реке Халхин-Гол. Двадцатидвухлетний красноармеец умер 26 июля 1939 года в читинском госпитале.

28 ноября 1943 года районная газета опубликовала письмо с фронта: «Смелость и отвагу проявляет в борьбе с немецкими оккупантами офицер Н.Г. Шилов, уроженец Барышской Дурасовки. В одном из боёв он был ранен, но продолжал командовать. Н.Г. Шилов награждён  орденами Боевого Красного Знамени и Красной Звезды».

В войну тут был колхоз «Факел пятилетки» (председатель Большаков), входил он в зону действия Барышской МТС. Был здесь и свой сельский Совет.

В последние десятилетия советского периода в нашем «пограничном» селе базировался производственный  участок крупнейшего в районе колхоза имени Дзержинского, позднее одноимённого сельскохозяйственного кооператива. Крепким был участок, славился своими работниками: Анной Петровной Ерёминой, Иваном Петровичем Дербенёвым, Виктором Васильевичем Курзаевым, братьями Моисеевыми (см. очерк «Самая лучшая земная работа»). Здешний бригадир Лидия Павловна Кирилина была избрана в председатели колхоза имени Дзержинского.

Славилось село и крепкими, дружными, работящими семьями. Одна из таких ячеек общества - многодетная семья Кирилиных (см. очерк «Восемь колосков родительского поля»). В числе здешних почётных жителей - фронтовичка Анна Степановна Шахова, труженица тыла Александра  Ивановна Лелик, педагог Анастасия Алексеевна Агильдина.

В 1955-м тут построили типовое здание для библиотеки. За все годы в книжном «царстве» сменилось 11 библиотекарей. Дольше всех работала Римма Александровна Золина: 38 лет - в клубе и среди книг. Кстати, в начале прошлого века библиотеки в сёлах считались большой редкостью. На весь Карсунский уезд в 1903 году имелось всего 13 читален, в том числе в Румянцеве и Старой Зиновьевке (Новый Дол). А вот на 1 сентября 1921-го  в уезде уже – 68 библиотек, среди них Акшуатская, Водорацкая, две Гурьевские (русская и мусульманская), Жадовская, Живайкинская, Измайловская, Малохомутерская.

На рубеже 20-21 веков Барышская Дурасовка многое растеряла. Не стало школы, детского сада, ферм, в том числе овцеводческой. В 1996-м тут оставалось 388 жителей, в 2012-м – вдвое меньше.

ВОСЕМЬ  КОЛОСКОВ  РОДИТЕЛЬСКОГО  ПОЛЯ                          Николай Иванович Кирилин – человек того поколения, которое хорошо помнит военное лихолетье. Это же поколение цену фунта лиха узнало в голодные послевоенные годы, которые тоже навсегда запомнились. Сейчас его сверстники, все без исключения, пенсионеры, большей частью – инвалиды, люди, подошедшие к своей предпоследней черте жизни. С каждым годом, месяцем и даже днём их, к великому сожалению, остаётся всё меньше.

Ему порой так хочется соскочить с крыльца и бежать, бежать, ощущая босыми ногами землю. Бежать к знакомой с детства речке, к лесу, где пацаном любил собирать ягоды. Но не соскочить и не побежать Николаю Ивановичу - у него нет ног.

Всему виной трижды проклятая война. В сорок втором году его, восемнадцатилетнего, востребовал фронт. Вчерашний сельский пастух попал под Ленинград. В районе Синявинских болот после трёхдневного оборонительного боя в мартовских снегах и стуже сильно обморозился, чуть было не сгинул. Тогда и улетела в Барышский военкомат печальная весть. Пройдёт полвека, и его имя занесут в районную Книгу памяти наряду с тремя другими Кирилиными, уроженцами Барышской Дурасовки, не вернувшимися с поля боя.

Но боец матушки-пехоты не пропал. Угодил он в лазарет блокадного города. У соседа по палате осколков в теле, словно изюма в ситном батоне, а у Кирилина другая беда – стали чернеть ступни.

После ампутации жизнь, казалось, потеряла всякий смысл. Но жил  мозг, жила душа, протестующие против беспомощных ног.

Уж если не везёт, то на полную катушку. В тыловой Вятке повторили ампутацию. И был ещё третий госпиталь – в Улан-Удэ. Тамошний профессор ещё больше укоротил культи.

Судьбой его стала непрерывная борьба. С собственным отчаянием и людским неверием, с адскими болями и невозможностью быть, как большинство окружающих. Битва с недугом вышла долгой, очень долгой. Он победил, научился заново ходить.

Солдат на протезах, с костылями возвращался в родные места без сопровождающего. В долгом пути случилась пересадка. Ожидая поезд, он задремал, а когда проснулся, не обнаружил своего вещмешка. Трое суток ехал без гроша и куска хлеба, но не пошёл по вагонам с шапкой в протянутой руке. Совсем оголодавшим, потерявшим силы добрался до дома. Худ был солдатушка, в чём только душа держалась.

Возвращались в Барышскую Дурасовку мужики – кто без глаза, кто без руки. Дружок Николая Ивановича пришёл с фронта на одной ноге, на левой, другой товарищ – на правой. Встанут друг против друга, шутят: «Нам с тобой на двоих теперь только одну пару сапог нужно». Страшно шутили. Ещё страшнее плакали и выли, когда из покалеченного тела осколки выходили.

В колхозном хозяйстве – полное запустение, словно Мамай прошёл. Однако деревня тем и хороша, что даже в ту несытную пору пропасть с голоду не давала. Были бы руки, прокормишься, не в пример горожанину. Пустым огород не оставишь, а коли ты ещё на инвалидности, то покопаться на грядках всегда время выкроишь. Бывшие фронтовики овладевали разными премудростями. Считай, каждого можно было назвать пахарем и косцом, огородником и садоводом, столяром и плотником, пильщиком и кучером. Дурасовка славилась печниками, валяльщиками, сапожниками. Так и Николай потихоньку осваивал всё, что требовалось для жизни. Подучился на курсах, стал мастером сапожного дела. Одно время доставлял молоко на «сепараторную». Не год и не два нёс вахту в поле и на ферме, работал так, что не всяк молодой мог угнаться.

Потребовался на мельницу человек, мастеровой и невороватый. Предложили этот участок Кирилину. Наверное, он был единственный на весь район  безногий мельник, таскавший на себе тяжёлые мешки с зерном да мукой. К концу дня до крови разбивал культи, буквально валился от усталости, забывая поесть, будучи голодным. К тому времени уже отбросил костыли, ходил с клюшкой.

Приглянулась Николаю Настя Сметанина. Девушка, приметил, серьёзная, домовитая, мечтающая, как и он, о складной жизни, о тёплом семейном очаге. Сильно противился Настин отец (как это выходить за калеку!), но ничего не смог поделать. Сошлись бравый защитник невской твердыни, медалист и героиня тыла, проработавшая не один месяц на строительстве оборонительной линии. Время докажет: это был брак по любви. Боль, оставленную войной, делили на двоих.

На ферме Анастасия Кирилина группу коров приняла. Собрал зоотехник самых  тугодойных, недомерков каких-то и отдал ей: пусть, мол, тренируется. А она такое отчаянное рвение проявила в работе, что сначала товарок обставила, потом стала соревноваться с «китами» района.

- Ну, Настя! – говорили доярки. – Ты у нас прямо как чародейка: и коровы тебя слушаются и добреют на глазах, и молоко вон какой жирности…

Они, конечно, знали, каким «чародейством» обладала Настя. Она набирала заболевшей бурёнке траву, которая только проклёвывалась на припёке. Даже из клуба, после кинофильма, забегала ненадолго на ферму, чтобы посмотреть, как её молочницы себя чувствуют, подобрать всё с пола, сторожа отругать, если тот задремлет у тёплой печки.

Селения колхоза имени Дзержинского раньше считались очень щедрыми на материнскую и отцовскую любовь. Что ни деревня – обязательно несколько весьма солидных, даже очень больших семейств. В Новом Доле у Мишкиных – четырнадцать детей, в Посёлках у Куркиных – девять, в Барышской Дурасовке у Кирилиных – восемь.

У супругов сначала пошли одни  мальчишки: Александр, Геннадий, Иван, Валентин. А так хотелось дочек, девочки – это к миру. Пятым ребёнком стала Римма. Затем опять сын – Юрий. А на завершение – Ольга и Светлана. Сами родители росли в малочисленных семьях, братьев и сестёр по одному, по два было. А тут восемь колосков со щедрого родительского поля.

Кирилиных спрашивали не раз: как воспитали такую ватагу? Да, это, пожалуй, вопрос вопросов – феномен родительской силы. На чём она зиждилась? На страхе? На психологической зависимости ребёнка от взрослого? Нет. Только на сердечности. На взаимном уважении.

Старшие смотрели за младшими – и проблем у отца с матерью меньше. Один за другим тянулся, один перед другим добрым поступком отличиться старался. Как только кто подрастал да в руки какой инструмент брал, так и к работе приступал. Самая маленькая Светлана, учась в первом классе, уже могла подоить корову.

Но при всём при том жили скромно. Много ли мог заработать глава семьи – войны калека? Не знали ковров и хрусталя, не держали залежных денег. На дворе корова, овцы, птица, а всё равно приходилось каждую копейку считать. Мама после каждого «пролёта аиста над их домом» месяц-другой посидит с малышом – и опять на ферму: не знала никаких декретных отпусков. Ребята успокаивали: «Мы, когда все работать станем, ты представляешь, мам, сколько денег у нас будет? Целая гора!». Но до «горы» предстояло ещё расти и расти, а есть хотелось, как говорится, всегда.

Бывало, заря только занимается, а батя уже что-то делает до основной своей работы: то косу отобьёт, то грабли починит или картошку окучит. А ребятишки горохом рассыпались по окрестным лесам, полянам. И глядишь, полон дом ягод, грибов.

Кто же они, младшие Кирилины? Какими выросли? Что в помыслах носят? Наследники сначала вровень с родителями встали, а потом и переросли. Все среднюю школу окончили и продолжили образование. Не возгордились. Нет, отец и мать им не внушали, как некоторые, что учиться надо, чтобы не пасти коров, не мёрзнуть на стройплощадке. Учеба, повторяли, нужна, чтобы лучше коров доить и лучше дома строить. Николай Иванович никого не выделяет, для него все умные, работные (только дела наваливай, сам приучил). Каждому он отдал по одной восьмой отчей любви. Ни наград больших за ними нет, ни громкой славы. Кирилиных, однако, я отношу к тому любезному моему сердцу отряду трудоголиков, которые всё порученное выполняют профессионально, то есть применяя знания, чтобы душевно, с охотой послужить людям.

Александр имел виды на электрика. Работал на текстильной фабрике имени Гладышева. Позднее уехал по оргнабору в Сибирь. По возвращении стал подниматься  со ступеньки на ступеньку: был на партийной должности, перешёл на преподавательскую работу – возглавлял двенадцатое профтехучилище. Был заместителем директора завода, руководил городским центром, обслуживавшим пенсионеров.

Геннадий тоже по электрочасти пошёл. Работал на одном из заводов Саранска.

Иван возводил Ленинский Мемориал в Ульяновске. Послали высотника в столицу дома-многоэтажки строить, там он и остался на жительство.

Остальные за село держатся. Парни отслужили в армии и вернулись под отчий кров. От добра добра не искали. Юрий вырос до заместителя колхозного председателя. Валентин возглавлял торгово-розничное предприятие, потом перешёл учителем в школу. Светлана, в прошлом продавец, стала работать в детском доме. Римма – страховой агент. Ольга возглавляла Дом культуры.

Зятья и снохи тоже с сельскими профессиями: шофёры, продавцы, ветеринар, библиотекарь.

…Однажды наступил май. Солнце изрядно нагрело пашню, в воздухе вовсю запахло весной. Фронтовиков со всех окрестных сёл пригласили на центральную усадьбу – в Новый Дол. Отправился отмечать свой святой праздник Победы и Николай Иванович. А когда вернулся с торжества, едва перенёс страшнейший удар: жена его, Анастасия Степановна, лежала бездыханная.

После её смерти стало очевидно, какой большой опорой была она мужу: сколько всяких забот по хозяйству навалилось – успеть бы управиться до сна. Не растерялся вдовец. Так и жил один. И только после долгих уговоров перебрался в Новый Дол, к дочери Светлане.

Летом в комнатах, во дворе мелькают чубчики и косички (у старика тридцать внуков и правнуков). Он в такие дни не устаёт от радостных хлопот: кашеварит, печёт хлеб.

В ладу живут Кирилины, помогают друг дружке. Когда Римма ставила собственный дом, почти все приняли участие, Геннадий даже отпуск по такому случаю взял.

У детей – личные автомобили. Они часто наведываются в Барышскую Дурасовку, в своё родовое гнездо. Валентин привозит отца – проверить, в каком состоянии их общий дом, крайний на длинной сельской улице.

Николай Иванович смотрит на своё большое семейство глазами радости и печали. Рад, что поднял всех, а печаль – от невероятной тяжести бремени родительского.

Человек негромких профессий. Незаметный? Может быть. Обыкновенный? Да. Из тех, на ком держалась и держится наша земля.

2010 год.

САМАЯ   ЛУЧШАЯ   ЗЕМНАЯ   РАБОТА

Барышская Дурасовка похожа на раскрытую книгу. Её постройки кучкуются по обеим сторонам большака-асфальта, ровного, чистого, малолюдного и в ненастье, и в жару. На одной стороне домов больше, на другой – чуть меньше. Двор Ивана Фёдоровича Моисеева, расположенный на большей половине села, выделяется в ряду других. Основательный дом, гараж, сарай, баня, скотные помещения. Справное, одним словом, хозяйство.

И сам хозяин такой же. Невысокого роста, крепко сбитый, с тем обветренным лицом, какое не позволяет запросто угадывать возраст человека. За шестьдесят? Оказывается, уже под семьдесят. Кто считал, сколько воды утекло за это время в здешнем быстроводном Барыше? А какие годы жизни!

НАСТАВНИК                                                                                                                      Барышская Дурасовка ещё недавно – одно из пяти селений производственного кооператива, а по старому – колхоза имени Дзержинского. Прежний председатель Борис Иванович Маринин, его преемник, нынешний глава администрации Мелекесского района Владимир Павлович Тигин в разговорах, бывало, подчёркивали: в хозяйстве много толковых механизаторов, но наилучшие – в Барышской Дурасовке, а самый первый там – Моисеев.

Учительского образования у него нет, но многие дзержинцы говорят о нём: «Мой учитель». Конечно, Иван Фёдорович многократно бывал в школе, встречался со старшеклассниками, преподавал азы земледелия, однако главный класс, где он давал молодёжи свои уроки, - хлебное поле. И моя первая встреча с Моисеевым, как сейчас помню, состоялась у пропылённого, дышащего горячим запахом зерна и мазута, тарахтящего комбайна.

- Ты, Лёша, не горячи машину – там, в лощинке, ход придерживай. Ячмень-то, гляди, неплохой, - наказывал Иван Фёдорович, передавая комбайн Алексею Слёткову, чтобы освободиться для беседы со мной.

На лице с заматерелыми от солнца и ветра морщинами – озорновато-добрая улыбка: так и кажется, вот-вот с губ вспорхнёт шутка-прибаутка, чудинка ли какая. Стал он рассказывать мне свою биографию, простую, как сама крестьянская доля. Но излагал, словно интересную книгу читал.

ТЕПЕРЬ   МЫ   С   ХЛЕБОМ

С давних пор запомнилось ему, как в урожайные годы на селе говорили: «Теперь мы с хлебом». И в эти слова вкладывалось понятие о достатке в семье, в хозяйстве. К жатве в то время готовились чуть ли не всё лето: тщательно подлаживали закрома, заделывали щели, особой метёлкой из гусиного крыла мать выметала из углов самые малые соринки. А потом всю зиму доглядывали, чтобы там, в домашних сусеках, было в меру тепло и сухо. Хлеб берегли как самое дорогое.

Не забыть ему длинные колхозные склады, доверху засыпанные хлебом-золотом. Засунешь руку в ворох, закроешь глаза и, перебирая пальцами зерно, всем существом испытываешь ни с чем не сравнимое ощущение, что держишь в руках что-то драгоценное.

Отец, вернувшийся с войны инвалидом, наставлял сына: «Самая лучшая работа та, что на земле, при хлебе…» Пацаном ходил Иван в прицепщиках у взрослого опытного тракториста. От него перенял рабочие азы. Но без специального документа сажать на трактор никто не собирался, и подался парень в школу механизации.

После той школы ровно сорок лет он отдал работе на тракторах и на комбайнах да бригадирскому делу.

ИЗ   ЧЕМПИОНОВ   ЧЕМПИОН

Тракторист из него вышел отменный. Послали его от колхоза на районный конкурс пахарей. Оттуда Моисеев привёз алую чемпионскую ленту, а приложением к ней – дорогой подарок. Всё повторилось на втором соревновании, на третьем, четвёртом. Землепашцы, прибыв на турнир, первым делом наводили справки: «Моисеев участвует или нет?» Узнав, что тот опять приехал, шутя-серьёзно говорили: «Всё. Нам тут делать нечего. Первого места не видать».

Но это, если так можно выразиться, праздничные дни и часы нашего героя. А жизнь-то состояла из повседневного напряжённого труда. В пору весенней страды он на тракторе вёл предпосевную обработку и сев, летом был на сенокосе и обрабатывал пары, осенью на комбайне убирал хлеб – в этом и заключалась работа на земле.

Землёй эти места обижены. Песок. Камни въелись в поля со всех сторон. Ясное дело, намолотить по сотне тонн, по другой ли - ох, сколько по полям-клочкам покрутиться надо. Иван Фёдорович серьёзно заявил о себе как хлебороб, когда намолотил семь тысяч центнеров. «Повезло, - рассуждали иные. – Бывает». Однако и в следующую страду «повезло» опять-таки Моисееву: он выдал на гора восемь тысяч с гаком. Наибольший успех пришёлся на 1973 год – одиннадцать тысяч с лишним центнеров выгрузил он из бункера «Нивы». По барышским меркам – очень даже хорошо. Стал Иван Фёдорович и по комбайнёрскому делу местным чемпионом. Получил заслуженную награду – орден Трудового Красного Знамени.

Моисеев умел беречь машины. Он жалел комбайн, щадил трактор. Ему говорили: «Вот радость – железу угождать! По нему давно мартен плачет. Проси, Иван Фёдорович, новую технику, тебе не откажут». А он не просил. Посмеивались: о железку споткнётся – подберёт. «Что ты всякую ерунду в «загашник» тащишь, отходила своё деталь». Зато в горячую пору  теми железками выручал и желторотых, и немолодых механизаторов.

Был тогда по условиям соревнования такой порядок: комбайнёр, занявший на жатве первое по всему району место, мог купить за свои кровные дефицитную легковую машину вне очереди. За второе место полагалось льготное приобретение мотоцикла «Урал», за третье – бензопилы.

- Беги, Моисеев, снимай деньги со сберкнижки, - встретили его товарищи в бригаде. – Машину покупай.

- Мне что их - солить?.. «Жигули» уже имею…

БРИГАДИРСКАЯ   ВЫСОТА

Тогдашний колхозный председатель Борис Иванович Маринин, сам из трактористов, встретив Моисеева на улице, пригласил к себе на «секретный» разговор. Пришли, сели друг против друга. И тут председатель огорошил новостью: «Есть мнение поручить тебе, Иван Фёдорович, производственный участок».

Долго думал механизатор. Работа новая, сложная. Людьми управлять – это тебе не трактор водить. Согласился. Поставили его на Новодольский участок – бригадиром.

Колхоз имени Дзержинского по площадям в то время был самым большим в районе, а моисеевский участок – крупнейшим среди прочих. Забот хватало. Приходилось вставать с первыми петухами, добираться в соседний Новый Дол. Домой возвращался затемно.

Когда производственный участок в Барышской Дурасовке стал хромать, Моисеева перевели сюда, опять же на бригадирскую должность.

Появился в колхозе, реформированном в сельскохозяйственный производственный кооператив, новый горе-председатель. Ни советов, ни замечаний он не терпел. У отважившихся возражать ему был один выход – покидать работу в коопхозе. Пришлые люди с далёкого юга завладели пилорамой, взяли в аренду технику и стали валить коопхозовский  лес. Куда уходила деловая древесина, что от этого имел кооператив?.. Ни Моисеев, ни другие старожилы не ведали.

Летом сено попало под дождь – не успели вовремя убрать. Всю вину председатель свалил на начальника второго производственного участка. Моисеев попытался возразить: «Вы мне технику дали, когда просил, людей подбросили?.. Всех на лесоразработки кинули». Ответ был стандартный: «Пиши заявление, «по собственному».

Иван Фёдорович слёг, перенёс инфаркт. Ещё недавно такой подвижный и деловитый, крепкой рукой управлявший своим коллективом, стал инвалидом.

Была осень. И было общее собрание. Сценарий разговора с людьми председатель разработал сам. Да только вышло не так, как ему хотелось, - из простого отчётного собрание превратилось в отчётно-выборное. Председателя, как говорится, прокатили на вороных. На сей раз селяне решили довериться доморощенному специалисту Лидии Павловне Кирилиной. Моисеев обеими руками проголосовал за коллегу и односельчанку, бригадира животноводческой фермы из Барышской Дурасовки.

Иван Фёдорович терпеть не может горе-руководителей. Он их просто ненавидит. Ещё он питает лютую ненависть к карманникам. Как-то поехал наш орденоносец на барышский рынок, а воротился с разрезанным карманом, без денег, без документов. Начались долгие хождения по инстанциям: в милицию – за новым паспортом, в социальную  службу – за пенсионным удостоверением…

Но не так всё плохо. Теперь все его помыслы - о семье, о детях и внуках. Иван Фёдорович вначале сильно огорчился, что по состоянию здоровья был вынужден отойти от привычного круга коопхозовских забот. Потом привык к роли простого пенсионера. Главное он успел сделать – прожить не чужую, а свою трудовую жизнь, посвятив её любимому делу. Делу хлебороба.

2011 год.